ПРОТОКОЛ

Предъявления заинтересованным киргизам переселенческого участка «Майнак», проектируемого к изъятию земель, состоящих в пользовании киргиз IV административного аула Алаботинской (быв. Черлаковской) волости Омского уезда Акмолинской области. Составлен 19 дня июня месяца 1904 года производителем работ 1-й Акмолинской партии по образованию переселенческих участков Остаховичем в силу 8-й статьи Высочайше утвержденных 13 июня 1893 года «Временных правил для образования переселенческих и запасных участков в районе Сибирской железной дороги» и пункта 8-го циркуляра господина Министра Земледелия и Государственных имуществ, по соглашению с Господином Министром Внутренних дел от 19 мая 1898 года за № 5. 20 Предложив образовать переселенческий участок из государственных земель, находящихся во временном пользовании киргиз IV административного аула Алаботинской волости Омского уезда Акмолинской области в пределах площади № 2 общего пользования 111-го естественноисторического района киргизского пользования по карте экспедиции по исследованию степных областей, я в присутствии следующих должностных лиц киргизского управления: выборной Сарсембай Айдабулов (волостной управитель и аульный не смогли прибыть по причине съезда на оз. Ормокулъ) предложил излагаемый ниже проект образования переселенческого участка на обсуждение следующим аксакалам и другим киргизам, представителям местного населения, заинтересованного в выделе этого участка из его землепользования: Игнберген Токмырзин, Коржпубай Токмырзин, Тока Токмырзин, Инсенбай Алкулов, Токум Айдабулов... (ГАОО, ф. 354, oп. 1, д. 3, л. 138)

Далее в протоколе подробно расписывалось, какие земли отводи-лись под переселенческий участок. Всего под переселенческий участок «Майнак» выделено было 6210 десятин удобной земли на 406 душ из расчета по 15 десятин на одну мужскую душу. В ауле Кара-Терек выделено 3195 десятин земли на 205 душ. Именно на столько душ и будет нарезано земли переселенцам, основавшим здесь в 1906 году селение Славянское. В случае, если на территории переселенческого участка оказывалось строение казахов, которое необходимо было убрать, хозяевам выплачивалась денежная компенсация, размеры которой можно оценить из следующего документа:

«...За вошедшие в площадь переселенческого участка «Элеуке» зимовые стойбища киргизов, заключающиеся в жилых и надворных постройках, за перенос которых выдать владельцам денежное вознаграждение согласно оценочному акту, составленному производителем работ совместно с заинтересованными киргизами, в сумме 445 руб., которые распределить следующим образом: Кудайбергеню Бусаеву - 100 руб., Махмету Нугманову - 20 руб., Бийсимбаю Бекжанову - 55 руб., Ахмеду Джембекову - 10 руб., Дюйсембеку Бекжанову - 70 руб., Акбергету Джембекову - 25 руб., Муэюикишо Алеукину - 65 руб. и, кроме того, за 10 колодцев, принадлежагцих вышеозначенным лицам, -100 рублей» (ГАОО, ф. 354, oп. 1, д. 3, л. 20).

Для сравнения можно сказать, что хорошая казахская лошадь стоила в то время 23 рубля. 21 Хотя вопрос выделения переселенческих участков и согласовывался с аксакалами и волостными и аульными управителями, дела Акмолинско-Семипалатинского (Омского) управления земледелия пестрят жалобами и просьбами казахов. Один просит возвратить ему участок земли возле березового колка, другой ходатайствует, чтоб ему вернули колодец, оказавшийся на территории переселенческого участка, третий лишился части пастбища... И хотя многие из просителей получили свои денежные компенсации, но открывшиеся неудобства заставляли писать жалобы. Так, например, для скота круглый год требовалась пресная вода. Даже зимой. Потому что, если поить лошадей водой, полученной из снега, то через десять дней лошади погибнут от недостатка солей в воде. Большинство жалоб оставалось без удовлетворения и лишь немногим выплачивалась дополнительная денежная компенсация. Заметный вклад в правительственную политику землеустройства и переселения внес видный общественный и государственный деятель Анатолий Николаевич Куломзин (1838-1924). Одно время он был председателем Государственного совета и инициатором введения всеобщего начального образования. В 1896-97 гг. он совершил поездку по Сибири, увиденное там включил в свои воспоминания «Пережитое», которые до сих пор не изданы.

Вот что он в частности писал:

«По Ишимскому и Тюкалинскому уездам. 9 июня 1896 г. ...Староселы в Сибири - народ весьма своеобразный в смысле земледелия: огородов и бахчей почти нет, льна и конопли не сеют. Когда я въехал в первую деревню, то подумал, что она разорена - вся почти без крыш. Потом увидал, что таков обычай - крыши, в подражание киргизам, плоские. Так безопаснее - меньше горят, а пожары здесь крайне разорительны, вследствие господствующих в Сибири ветров. В конце дня в первый раз мы увидели картину отрадную. Большой, в 500 душ, поселок Георгиевский, населенный херсонцами, довольно зажиточный. Основан 23 апреля этого года. Хаты в полной постройке, большею частью мазанки; пока живут в шалашах, привезли из Херсона 20 двуконных плугов, лица бодрые, веселые - народ здоровый, с пафосом рассказывали, сколько они вывезли денег - оказывается, некоторые до 600 р., но с ними приехали и бедные. Поселок расположен кругом прекрасного сладкого озера. Один из переселенцев, прежде чем двинуться сюда с семейством, выстроил тут 22 дом, прожил в нем целую зиму, ежедневно отмечая число градусов мороза, и распорядился делать то же на родине. Увидав, что большой разницы нет, всего 2-3 градуса, он, окончательно ликвидировав дела на родине, привез семейство. Здесь мы едем в сопровождении крестьянского чиновника Михайлова: человек очень симпатичный, печется о переселенцах с любовью. Но какая в умах переселенцев ненависть к порядкам в России, так сказать нельзя. Сегодня некоторые переселенцы мне прямо сказали, что «воля только здесь»...

22 июня. Омск.

Привожу письмо, написанное Даниловичу из Омска:

«Как раз кстати вы меня спрашиваете.— «насаждаемое на новых местах население представит ли мощную силу, способную отстоять славу России?» Проехав на колесах свыше 1200 верст, повидав сам около 35 поселков, я, можно сказать, пропустил мимо себя целую этнографическую выставку представителей разновидностей славянского племени и других племен, обитающих в России. Посещая поселки, я старался вызвать разговоры, которые выяснили бы мне именно возможность развития этой среды... Смело могу утвердительно ответить на ваш вопрос. Именно в последнюю половину моего пути мне пришлось проезжать преимущественно через поселки конца 80-х и начала настоящего десятилетия. Переселенцы эти шли с громадными лишениями; мне пришлось слышать заявление, что один крестьянин вышел из Чернигова со своим семейством, имея 40 копеек в кармане, его из дружбы вез другой односельчанин. И теперь этот бедняк имеет 3-х лошадей. Виденные мною поселки упомянутых годов, если только они основаны полтавцами, черниговцами, харьковцами, имеют вполне благоустроенный вид, жители засеяли от 3-5 и до 15 десятин, имеют от 3 до 5 лошадей. Конечно, есть и беднота, но она соста вляет исключение, и притом весьма незначительное. Все это благодаря попечениям Сибирского комитета, ибо, благодаря установленным правилам, все прибывшие в 1891 году и позднее, могли в 1894 году получить пособие. Гораздо слабее пензенцы, а также рязанцы, но и они выправятся.

Долго я размышлял над вопросом: почему пензенцы всех слабее? В конце концов, расспрашивая пензенцев, я допросился, что они большей частью не вели своего хозяйства, а все пахали из полу земли помещиков, а частью жили заработками отхожими — «на Черноморье и в Таврии». Они дома были, как, они выражаются, «в гостях». Это-то всего более их и тяготило. Сколько бы ни работали - не было перспективы передать детям верный кусок хлеба. Как несправедливы те, которые считают русского крестьянина незаботливым о своем семействе: у русского много пороков, он часто падает, но какое значительное число переселенцев горячо мне высказывали: «Нам ничего не надо, мы старики и пришли сюда, на чужую сторону, свои головы сложить, а землю мы передадим детям и внукам»... Кроме нищеты дома, такой нищеты, которая не видит исхода из своего положения, порабощенного кулаком-крестьянином, купцом, купившим имение барина, сахарозаводчиком, все засадившим бураками, наконец, иногда и помещиком, не понимающим истинных своих выгод, кроме всего этого, что влечет неудержимо в Сибирь?

Это желание приобрести землю в вечность.

В этом отношении общинные порядки в России представляют громадные недостатки: принцип общинного землепользования предполагает распределение земли по числу рабочих, наличных в общине. Таково начало, проповедуемое защитниками общинного землевладения. На деле выходит не то: общины повсеместно закрепили землю за наличными людьми, бывшими налицо в 1857 году. Таким образом, если у жившего в 1861 году крестьянина был один взрослый сын, то они вместе получали землю на две души. Теперь у этого сына уже 4 сына и несколько внуков, которым не дают землю более чем на 2 души... В Петербурге весьма распространено великое предубеждение, что сибиряки плохо обрабатывают свою землю. Совершенно наоборот. Здесь земля так богата, так сильна, что при нашей русской неряшливой пахоте она ничего не даст, кроме сорных трав. Здесь до посева ее вспахивают не менее 2-х раз, а часто 3 раза».

* * *

Поскольку переселенцы основали Рытовку-2 и Нововаршавку в пределах 10-верстной полосы Сибирского казачьего войска, то следует сказать несколько слов о взаимоотношениях казаков, переселенцев и казахов в пределах этой полосы.

После разгрома китайскими полчищами в 1757 году Джунгарского ханства кочевья Северного Казахстана оказались свободными, и сюда из Туркестана устремились казахи и заняли покинутые калмыками места. На пограничной линии они стали вступать в столкновения с драгунами и казаками крепостей, воздвигнутых по Иртышу. Столкновения сопровождались грабежами, убийствами и насилиями... Дабы избежать этого, по полномочиям, данным императрицей Екатериной II, Главный начальник Сибирских пограничных линий генерал-поручик Шпрингер обязательным постановлением в 1765 году запретил казахам располагать кочевки ближе десяти верст от крепостей пограничных линий. Со временем полоса стала землей Сибирского казачьего войска, точнее, находилась во временном пользовании этого войска. Это была лучшая земля преимущественно по обеим сторонам Иртыша, Пойменные луга с прекрасными пастбищами и сенокосными угодьями, чернозем, близость воды делали эти земли весьма привлекательными, и казаки часто выходили за пределы 10 верст, прирезая лучшие участки, и часто ходатайствовали о передаче земель в пользование на правах собственности.

В начале XX века эти просьбы были услышаны, и царь повелел разрешить этот вопрос к 1904 году. В апреле-мае 1904 года соединенные Департаменты Законов, Гражданских и Духовных дел, Государственной Экономии и Промышленности, Науки и Торговли в присутствии члена государственного Совета генерала от артиллерии Таубе, Министра земледелия и Государственных имуществ, товарищей (т. е. заместителей) Министров внутренних дел и финансов провели несколько совещаний по обсуждению данного дела. В ходе совещаний встал вопрос, что делать с казахами, которые жили в пределах 10-верстной полосы, арендуя у казаков землю, в основном под зимние стойбища. Причем такое мирное сотрудничество длилось уже в некоторых местах по 80-100 лет. Мнения по этому поводу разделились. Одни предлагали оставить казахов там, где они стоят, в пределах полосы. Оппоненты резонно возразили, что в этом случае возникнет угроза чересполосицы между казахскими зимовьями и потомственными офицерскими участками, поскольку 4700 кибиток из 6170 располагались именно на этих землях. Другие предлагали выселить их вообще, но при этом не могли сказать, как выполнить царское распоряжение, чтобы казахов не обижать и устроить их. Третьи предлагали записать казахов в казачье сословие и только в этом случае оставить в пределах 10-верстной полосы. Однако разная вера и обычаи делали этот вариант практически неосуществимым. В конце концов, было принято решение, что земли 10-верстной полосы в границах, как они были предоставлены Сибирскому казачьему войску во временное пользование, должны быть закреплены за войском на правах собственности, а земли, которые находятся под зимовыми стойбищами казахов, также принадлежат войску.

Казахам разрешалось временно оставаться на них до полного своего устройства при оплате за пользование на прежних условиях. Это решение было закреплено законом от 31 мая 1904 года. Право собственности не давало, однако, возможности продавать землю. Казачьи земли состояли из площадей, находящихся в общинном пользовании станиц и казачьих поселков, а также из войсковых запасных угодий и офицерских участков, то есть тех земель, которые были подарены войском отдельным казакам в награду за службу. Войсковые запасные земли сдавались в долгосрочную аренду, но только крупными участками в несколько тысяч десятин земли, что лишало возможности сравнительно бедных переселенцев брать подобные участки непосредственно у войска. Желающим арендовать незначительные площади приходилось арендовать их из вторых рук, что значительно удорожало плату. Арендная плата не была одинаковой как на казенных землях (напомним: по 15 копеек за десятину через шесть лет пользования), и зависела от «качества» участка, срока аренды, месторасположения и т.п. Так, например, в 1912 году были сданы два участка напротив Изылбаша переселенцам из Уфимской губернии площадью 5480 десятин за 3288 рублей. Василий Запащиков в 1911 г. на торгах арендовал, будучи доверенным от общества, 546 десятин за 260 руб. 20 коп., Василий Розвезев и Ануфрий Пикапов арендовали 1915 десятин за 2001 руб.